| Издали походили они на какие-то чудные памятники, а не то — на подпоры, поддерживающие небо. И казалось, не будь их, небо и впрямь рухнет на землю и погребет под собой все, что ни есть на ней. Дубы принимали на себя молнии и отводили их в землю: смягчали летний зной; укрывали путников от дождя, высасывали из земли и посылали в небо лишнюю влагу; увлажняли сухой воздух, а их могучие, разветвленные корни собирали и удерживали в земле столько воды, что полям вокруг них не была страшна никакая засуха. От них как бы исходила благодать, распространявшаяся на село и всю округу. Но когда начали объединять землю, распахивать межи, крестьяне вдруг позабыли, чем служили для всех эти богатыри полей, и, ослепленные жадностью, стали по ночам тайком рубить дубы, приводя с собой на подмогу здоровенных мужиков — родню из соседних сел. Так и вырубили деревья под корень, даже пни выкорчевали, ни сучка, ни щепки не оставили. А тракторы завершили дело, разровняли Чуково пастбище, и стало оно плешь плешью. А посреди этой плеши, у Оброчишча, стоял единственный чудом уцелевший дуб. Его хозяин, Кыно Церовский, не позволил валить дерево. Уперся он так, что мужики с ним ничего поделать не смогли. А обвинить по злобе, что, мол, враг народа,— не решились, да и не за что было. Партизанам он, правда, не помогал, чего не было — того не было, но когда однажды, было такое дело, он их увидел в кустах возле своего дуба, то не выдал. А не выдать партизан в те годы, зная, где они скрываются, — тоже немалое дело.. Жене своей и то не сказал. Когда же власть переменилась и все стали выискивать себе заслуги, он про тот случай даже не вспомнил — большое, мол, дело.
Добавить в закладки
|
